Сложен, как атлет. Высок, поджар, крепок. Рукопожатие такое, что пистолетной рукоятке «макарова» посочувствовать хочется. 
— Роман, — представился взводный. 
— Газета, — неудачно пошутил я и шагнул вслед за ним в разведротовскую канцелярию. 

                         

Четыре д’Артаньяна

ИНТЕРЕСНО устроен человек. С самого раннего детства втолковывают ему прописные истины, увещевают, а он ничего на веру не берет. Все норовит на своей шкуре проверить. Говорят: веди себя хорошо, не балуй. Не верит, балует. Покуда банально не обожжется. 
Так и Рома Демурчиев. Ведь мечту за хвост поймал, чего еще надо? Всего делов-то — удержать. А поди ж ты... 
Короче, отчислили его со второго курса Рязанского воздушно-десантного училища. Его и еще троих пацанов-корешей: Леху Шмелева, Саню Максимова и Влада Шинина. 
«Десантура», вы знаете, не богата на прилежных пай-мальчиков. И в понятие «меры» беретный люд подчас не совсем въезжает. Вот и Роман вместе с друзьями планку безнаказанности в один момент неоправданно завысил. Их и «ушли» в назидание остальным. 
Демурчиев, честно сказать, и сегодня жутко не любит вспоминать момент тогдашнего отчисления. 
— За что, за что... Да за все помаленьку. Пацаны были, дураки. То то, то это. Достали всех. Нам и сделали ручкой... 
Впрочем, слезы и сопли никто утирать не стал. Уволили?! Ну и фиг с вами, перебьемся! Д’Артаньян тоже трудно начинал... 
Перебивался Роман ровно две недели. Сидел дома и никак не мог понять, почему армия от него отказалась? И кто он теперь? Леха и Сашка с Владом, по всему видать, тоже ломали голову: «Быть или не быть?» 
На третьей неделе поиски смысла происходящего окончательно и бесповоротно закончились. Голубой десантный берет вновь лихо и фасонисто взлетел на непутевую Ромкину голову. Демурчиев с друзьями отъезжал в Ульяновск, в воздушно-десантную дивизию. 
Так недоучившиеся офицеры стали контрактниками. 

Пластилиновые кирпичи Грозного

ШЕЛ ДЕКАБРЬ девяносто пятого года. Роме Демурчиеву командование охотно повесило на погоны лычки младшего сержанта контрактной службы. Должность тоже солидная — командир разведывательного отделения в разведбате. 
Потекли степенные дни мирной пахоты. Все это продолжалось примерно с полгода. А потом наступило семнадцатое мая. 
Предстоявшая плановая чеченская замена резко сменила кадры армейского диафильма. Был Ульяновск, стала Ханкала. Был командир, стал президент. 
— Мы тогда обеспечивали охрану Ельцина в аэропорту Северный, — вспоминает Роман. — С этого как раз тихо и спокойно началась наша командировка. Затем пошли на Шали. «Колупали» заурядные разведданные: где, чего, сколько. Потом переместились в Веденское ущелье. Стояли в горах на блокпосту. Несколько раз участвовали в горных операциях. А вообще, народ тогда, летом 96-го, здорово маялся. Мир — не мир? Война — не война? И какие расклады в странной череде непонятных переговоров? 
Все стало ясно в начале августа. Разведчиков шустро перенацелили на Грозный, и девятого числа в полдень колонной в составе сводного полка воздушно-десантной дивизии они вошли в город. Входили со стороны Ханкалы по измененному маршруту там, где их не ждали. Поэтому и потери поначалу понесли незначительные. Боевикам удалось подбить всего одну машину. 


Колонна втянулась в район улицы Старосунженской. Там с интервалом в двести метров десантники выставили блокпосты. 
Несколько атак мелких чеченских групп были отбиты тут же. Зловещая тишина нелогично сменялась пунктирной дрожью безадресных выстрелов. 
Неожиданно со стороны трамвайного депо по блоку старшины разведроты Демурчиева прицельно заработали гранатометчики. Кто такие? Откуда? 
Комполка спешно вызвал к себе ротного разведчиков гвардии старшего лейтенанта Виктора Белого. Приказал пойти и разузнать что к чему... 
Белый собрал десять человек. Естественно, пошел и Демурчиев. Дворами, рассредоточившись, группа скрытно подошла к фасаду здания. Сначала было тихо. Потом послышались непонятные крики, громкий разговор. Чуть позже перепонки разведчиков дрогнули от истошного: «аллах акбар». 
Ротный доложил обстановку. Рация ответила, поставила какую-то задачу. Какую? Об этом никто из группы не знает до сих пор. 
Шипение и потрескивание эфира молниеносно сменилось беспорядочной стрельбой. Лупили со всех сторон по жалкому клочку стометрового фронта, где, прикрываясь редким кустарником, залегла наша разведка. 
Пространство простреливалось полностью. Возможности отойти — никакой. Сзади располагался жилой сектор, ограниченный высоким забором. Группа Белого моментально превратилась в мишени натурального тира. 
Плотность огня, его сконцентрированность была настолько велика, что фляги, закрепленные в спинных карманах разгрузок, зашипели и испустили все до капли, оказавшись разбитыми, изрешеченными вдрызг. Десантникам ничего другого не оставалось, как затаиться и вести наблюдение. 
По рации ротный дал координаты, попросил подмоги. Но ее все не было. Дело в том, что разведчиков прижали к земле на улице Тихой, а две группы помощи, сверяясь с картами, никак не могли отыскать Спокойную. Двойная несуразица — будь она неладна! 
В какой-то момент пульс огня боевиков сделался прерывистым. А потом вдруг стало тихо. 
— Чеченцы решили, что мы все убиты, — говорит Роман, — и нечего зря расходовать боеприпасы... А убитым оказался только ротный. Когда Витя, давая координаты, просил у командира помощи, пуля попала ему в горло. В кадык... 
Двигаться разведчики по-прежнему не могли. Вжавшись в землю, они видели, как противник мелкими группами перебегает к ним — предполагаемым трупам. Далее произошла такая сцена. Демурчиев наблюдал ее с расстояния всего каких-то десяти шагов. Один из осмелевших боевиков неожиданно для себя практически нос к носу столкнулся со снайпером разведроты рядовым Юрой Фроловым. Оба опешили и несколько секунд смотрели в глаза друг другу... Первым с «ручника» снялся Юрка. Грохнул выстрел. В следующее мгновение Фролов был уже рядом со своим старшиной. Возбужденно, по-мальчишески принялся хвастать, что только что замочил «духа»... 
Тогда Ромка гаркнул на него: «Позицию чего оставил? Ротный где приказал быть?». 
Последние слова Демурчиева потонули в громе беспорядочных, остервенелых выстрелов. И в Юру попало три пули. Каждая с интервалом в минуту с небольшим. Сначала в локоть, потом в плечо, поясницу. Он начал терять много крови, но оставался жив. 
— Рома, Ромочка, — просил, — спаси меня, я жить хочу... 


                                 

Старшина скрипел зубами, но до его ушей доносилась уже другая «музыка». Боевики орали: «Русские солдаты, сдавайтесь! Или мы всех вас убьем!». 
Выбора у Демурчиева не оставалось. Он вцепился в Юркины ботинки и поволок его за собой. Пацан терял сознание, бредил. Вдруг невидимое жало стремительно воткнулось в Ромку. Он перестал чувствовать левую ногу. Осколок! 
Фролов начал задыхаться, а ножа у старшины, как назло, не было. Пришлось разгрызать лямки снайперской разгрузки зубами. В следующую секунду Демурчиев увидел, как в пяти шагах от них разорвался гранатометный выстрел. Каменная крошка иглами сыпанула в глаза, а кирпичи в месте попадания стали медленно плавиться, превращаясь в бесформенные пластилиновые комки. 
Плотность огня увеличилась настолько, что казалось: в атаку пошли тучи озверевших пчелиных полчищ. 
Маленькая ямка, даже не ямка — выемка в грунте, чуть было не стала последним старшинским пристанищем. Туда от осколков он спрятал свою и Юркину головы. 
Рядом проходила газовая труба. Боевики ее перебили. И тошнотворное облако стало скапливаться в спасительном углублении. Высунуться — значит погибнуть. Силой собственных легких Роман принялся выдувать газ... 
Подошли наконец две группы помощи. Ребятам удалось задымить злосчастный стометровый участок фронта, отвлечь чеченцев на себя. 
Демурчиев вместе с Юркой отполз в сторону. Вдруг услышал шаги и чей-то плач за забором. Выглянул. И увидел Влада Шинина, державшего на руках погибшего ротного... 
Юру Фролова, потерявшего много крови, спешно эвакуировали. Через три месяца Роман узнал, что снайпера не спасли. Он умер в госпитале... 

Дубль — два

27 АВГУСТА 1996 года Роман Демурчиев улетел в Ульяновск. Потом — в Рязань. Восстановился в училище и летом девяносто восьмого стал дипломированным офицером-десантником. Рядом с ним в шеренге выпускников, поблескивая лейтенантскими звездочками, стояли Леха Шмелев, Саня Максимов и Влад Шинин. 
Когда-то из альма-матер они вчетвером ушли. Вчетвером и вернулись. К истокам, так сказать. После Чечни. С пониманием вещей, которые трудно описать словами... 


Очередная страница биографии командира разведывательного взвода Романа Демурчиева началась с момента получения им воинского предписания в СКВО. Приехал в часть, пошла обыденная жизнь. Пришли новобранцы. Их сейчас целых десять из тринадцати. 
— Чертова дюжина, — шутит Демурчиев и с охотой перечисляет мне фамилии достойных солдат. — Только с лета в строю, а уже чувствуется: надежные ребята. Им лишь команду «фас» дай, наизнанку вывернутся, все сделают... 
Часть, где служит Роман, недавно пережила масштабную передислокацию. Но боевая учеба несмотря ни на что по-прежнему охватывает весь личный состав. 
Еще круче возьмутся десантники за дело с начала очередного периода обучения. «Будем гонять. Людей делать», — обещает взводный. 
Я ничему не удивляюсь. И сомнений нет. Потому что знаю основную демурчиевскую доктрину. Она записана в моем блокноте. Под его диктовку, буквально: «Главный результат моей работы? Это когда уволившийся солдат выходит с чемоданом за КПП, глубокомысленно вздыхает и говорит сам себе: «Да... Эти два года прошли для меня не зря...» А потом пусть живет спокойно»... 

Р.S. Собственная карьера, деньги и прочие блага лейтенанту Роману Демурчиеву сейчас абсолютно побоку. Он, гвардии лейтенант, до мозга костей — державник. И даже не обижается на то, что страна, посулив ему в 96-м орден Мужества, по сей день так и не сподобилась награду вручить...